Литературный календарь. А.И.Куприн "Гранатовый браслет" - история большого чувства. 16+
Часто можно услышать мнение, что классическая повесть «Гранатовый браслет» о великой любви мужчины к женщине. Во времена Куприна повесть действительно считали историей большого чувства. Паустовский называл «Гранатовый браслет» «одним из самых благоуханных, томительных и самых печальных рассказов о любви».
Куприн начал писать «Гранатовый браслет» осенью 1910 года. В то время он проживал в Одессе и часто бывал в гостях у врача Л. Я. Майзельса и его жены. Хозяйка, по замечаниям Куприна, замечательно играла на фортепиано. Всякий раз Куприн просил ее исполнить Вторую сонату Бетховена, особенно он полюбил вторую ее часть — Largo Appassionato. Позже писатель включил ее в свою повесть. Со слов Куприна, эти вечера с Бетховеным и спокойной любовью врача и его жены заставили его вспомнить случай, рассказанный ему кем-то из знакомых. В письме к критику Батюшкову от 15 октября 1910 года писатель ссылался на него:
«Это — помнишь — печальная история маленького телеграфного чиновника П. П. Желтый, который был так безнадежно, трогательно и самоотверженно влюблен в жену Любимова (Д. Н. — теперь губернатор в Вильно)».
Обратимся к рассказу писателя Льва Любимова, сына того самого Д. Н. Любимова из письма Куприна. Вот, что вспоминал Лев Любимов в своих мемуарах «На чужбине»:
«В период между первым и вторым замужеством моя мать стала получать письма, автор которых, не называя себя и подчеркивая, что разница в социальном положении не позволяет ему рассчитывать на взаимность, изъяснялся ей в любви. Письма эти долго сохранялись в моей семье… Анонимный влюбленный, как потом выяснилось — Желтый (в рассказе Желтков) писал, что он служит на телеграфе… В одном письме он сообщал, что под видом полотера проник в квартиру моей матери, и описывал обстановку. Тон посланий был то выспренний, то ворчливый. Он то сердился на мою мать, то благодарил ее, хоть она никак не реагировала на его изъяснения… Вначале эти письма всех забавляли, но потом…моя мать даже перестала их читать, и лишь моя бабка долго смеялась, открывая по утрам очередное послание влюбленного телеграфиста. И вот произошла развязка: анонимный корреспондент прислал моей матери гранатовый браслет. Мой дядя и отец отправились к Желтому. Все это происходило не в черноморском городе, как у Куприна, а в Петербурге. Но Желтый, как и Желтков, жил действительно на шестом этаже… ютился в убогой мансарде. Его застали за составлением очередного послания. Как и купринский Шеин, отец больше молчал во время объяснения, глядя «с недоумением и жадным, серьезным любопытством в лицо этого странного человека». Отец рассказал мне, что он почувствовал в Желтом какую-то тайну, пламя подлинной беззаветной страсти. Дядя же, опять-таки как купринский Николай Николаевич, горячился, был без нужды резким. Желтый принял браслет и угрюмо пообещал не писать больше моей матери. Этим все и кончилось. Во всяком случае, о дальнейшей судьбе его нам ничего не известно».
Кто читал и помнит «Гранатовый браслет», заметит, что «сюжет» почти не изменился. Куприн талантливо пересказал реальную историю, добавив свою фирменную экспрессию. Любопытно, что Куприн почти не оставляет читателю возможности маневрировать, он однозначен в своей оценке происходящего: Желтков (заменивший у него Желтова) величественен в своей любви, это именно та высшая степень любви, и Вера (его возлюбленная) обречена всю жизнь сожалеть, что упустила столь великое чувство.
Схожего мнения (что «Гранатовый браслет» о великой любви) держались и первые читатели и критики Куприна. Вот что писали о нем современники:
«"Гранатовый браслет" Куприна — это подарок новому поколению, это призыв к большой любви» (В. Львов-Рогачевский, «Современный мир», 1911 год).
«...безнадежная и вежливая любовь, полная внутреннего духовного обаяния, по красоте своих психологических ситуаций, несомненно, может быть отнесена к категории эмоций высшего порядка» (А. Бартнев, альманах «Жатва», 1912 год).
После того, как Куприн приехал в Советский Союз из эмиграции, его прозу вновь стали печатать. Теперь его разбирали уже советские критики, которые ценили в Куприне в первую очередь «социальность» и «образы маленьких людей». Впрочем, в оценке любовных коллизий они мало чем отличались от дореволюционных критиков.
«Любовь до самоуничижения и даже до самоуничтожения, готовность погибнуть во имя любимой женщины — тема эта, затронутая неуверенной рукой в раннем рассказе «Странный случай» (1895), расцветает в волнующем, мастерски написанном «Гранатовом браслете» (1911). Стремясь воспеть красоту высокого, но заведомо безответного чувства, на которое «способен, быть может, один из тысячи», Куприн, однако, наделяет этим чувством крошечного чиновника Желткова. Его любовь к княгине Вере Шеиной безответна, а сама история, рассказанная Куприным, приобретает отсвет мелодрамы. Пусть так, но она продолжает волновать сотни тысяч людей, и сегодня оплакивающих невыдуманными слезами желтковскую судьбу. Недаром произведения Куприна привлекают мировой кинематограф — от созданного по мотивам «Олеси» французского фильма «Колдунья» до наших «Поединка» и «Гранатового браслета» («Куприн» (ЖЗЛ), Олег Михайлов, 1981 год.